— Да вот, вишь, ездил я в Ореховец за солью. А на выезде подстерегли меня, да и говорят: отдавай, мол пошлину за то, что мы тебя живым отпустим. И в соль пальцами тычут. Ну я и отдал… Взял мешок, с солью-то, и пошел махать…
— И что? — спросил Волх.
— Ну, кто стоял — тот сел, кто сидел — тот лег, а кто лежал, тот заранее убег. Так вот и вернулся — и цел, и с солью. А вам не советую, разбойный город. И соседние с ним не лучше.
— Ореховец да соседние-то, — пробормотал себе под нос Волх, — как раз те, что мне в кормление назначены. Ну, сочтусь я с Владимиром за такую услугу. Послушай, добрый человек, — обратился он к мужику, — не проводишь ли нас до города? Ты-то уже знаешь, где тамошние жители засады устраивают, а моим парням это пока в новинку. Как бы впросак не попасть.
— Рад помочь, — поклонился мужик, — да недосуг. Весна, день год кормит, а мне еще поле допахать.
Волх отмахнулся, словно от мухи.
— Тебе и осталось-то одну борозду. А мы уж заплатим, не сомневайся.
— Ну, если хорошо заплатите, — почесал в затылке мужик. — Ладно, поезжайте пока вперед, я вас догоню.
Воины снова заулыбались — где же мужику да на мужицкой лошаденке догнать воина на боевом коне! Правда, Волх остался серьезен — не забыл, как этот самый мужик все утро впереди них пахал, а они его догнать не могли.
И вправду — совсем немного прошло времени, как пахарь догнал дружину. В седле он сидел мешковато, сказывалось, что не воин. Но оружие с собой прихватил — сбоку болталась дубина, не уступавшая по размерам палице Муромца.
Поначалу воины ехали шагом, потом потихоньку перешли снова на рысь… Но неказистая кобылка продолжала идти шагом, оставаясь в голове отряда. Волх, то и дело на нее косившийся, движением колена отправил своего коня в галоп, а мужик, хлопнув кобылу по шее — в рысь, и они снова сравнялись.
— Кабы эта кобылка конем была, — уважительно сказал Волх, снова переходя на шаг, — не пожалел бы я за нее и пятисот гривен.
Мужик хмыкнул.
— Я покупал ее жеребенком из-под матери, и отдал пятьсот, — сказал он. — Теперь же хоть тысячу давай — не продам. А кабы она конем была, то ей бы и цены не было.
— Двужильная? — спросил Волх. Мужик кивнул, а потом внезапно хлопнул себя по лбу.
— Забыл! — простонал он. — Соха моя на борозде осталась, где допахал, там и бросил, растяпа! Теперь же любой, кто захочет, тот и унесет!
— Не беда, — улыбнулся Волх. — Ратибор! Съезди, возьми ту соху и в кусты забрось.
— Землю пусть не забудет вытрясти, — напомнил мужик.
— Слышал? — спросил Волх. — Ступай.
Соха действительно валялась там, где ее забыл пахарь — на самом конце борозды. Ратибор взялся за обжи, попытался поднять соху и понял, что не может. Проклятая железяка оказалась неподъемно тяжелой. После двух минут усилий взмокший Ратибор поскакал обратно.
— Как не смог? — поразился Волх, выслушав Лешего. — Ладно, бери еще четверых и поезжай снова.
Но и пятерых богатырей постигла неудача. Соха сидела в земле, как влитая. Единственное, что удавалось несчастным дружинникам — это повертеть ее на месте за обжи.
Через несколько минут к мучившимся воинам подъехала остальная дружина во главе с Волхом. Он еще больше заинтересовался и решил посмотреть.
Наконец, возня воинов ему надоела. Волх слез с коня, решительно растолкал дружинников и взялся за обжи сам. Взялся возле самой сохи и застыл, как изваяние. Прошла минута. Затем соха начала медленно подниматься из борозды. Дыхание Волха стало хриплым, отчетливо затрещало под его кольчугой. Наконец, он с рычанием отпустил соху и чуть было не упал. Остальные дружно оцепенели от изумления. Ратибор в том числе. Никто из них не ожидал, что Волх, по виду не особенно сильный, сможет хотя бы частично сделать то, на что не хватило силушки десяти крепких воинов.
Мужик наблюдал за всем этим с легкой усмешкой и пониманием на лице. Потом подошел к сохе, крякнул и с усилием поднял ее. Аккуратно вытряс из сошников землю, еще раз крякнул и бросил соху в кусты. Дружинники окончательно потеряли дар речи.
— Тяжелая она у меня, — как бы извиняясь, сказал пахарь. — Сам порой с трудом поднимаю.
Вскоре на горизонте показался город. Мужик поднял руку, останавливая отряд, и показал на густые кусты возле дороги.
— Вот там, — сказал он, — чаще всего засады и бывают. Выполнил я свое?
— Выполнил, — сказал Волх. — Эх, не будь ты мужиком, я бы тебя в дружину позвал. Мне такие нужны. Да ведь знаю, что ты скажешь: мол, недосуг, семью кормить надо.
— Именно так, — кивнул мужик. — Пора мне. Благодарствую за деньги, уж они в хозяйстве никогда не помеха.
— Эй! — крикнул Волх, когда попутчик уже почти скрылся из виду. — Как звать-то тебя?
— Микула Селянинович, — донеслось издалека, и пахарь исчез за горизонтом.
Тут уж невозмутимый Волх удивился по-настоящему. Глаза его чуть расширились, а губы беззвучно зашевелились. Ратибор, великолепно умевший читать по губам, явственно прочел:
— Так вот ты какой, Микула Селянинович! Немудрено, что ведуны всем велят с тобой не драться!
Потом богатырь пришел в себя и скомандовал:
— Вперед, орлы! Наше дело еще не начато!
Глава девятая
Над Киевом солнце стояло в зените. Кресень — месяц жаркий, и немногочисленные в полдень прохожие обливались потом даже в тени.
А стражам княжьего терема никакая тень не поможет. Им даже кольчуги снять нельзя. Вот и приходится воинам стоять, как истуканы, у прохожих на виду, и радоваться, что на стражу посылают не каждый день.
Впрочем, Подосён теперь уже вообще не мог ничему радоваться. Жара вконец вымотала его. В родном лесу такого никогда не бывало. Замерзать замерзали, но от солнечного удара еще никто из древлян не помирал. Подосён мрачно подумал, что как раз он мог бы стать первым.
Вот уже почти семь месяцев прошло с тех пор, как Ратибор Леший уехал с заставы вместе с дружиной легендарного Волха Всеславьевича. С тех пор о нем не было ни единой весточки. Поговаривали, что сидит Волх сейчас князем в отданных ему Владимиром городах. Значит, и Леший с ним должен быть. А еще вернуться обещал.
Подосён тяжело вздохнул и перенес вес тела на другую ногу. Если бы не эта поганая обязанность сторожить терем, он мог бы считать свою жизнь вполне удавшейся. Всего за полгода с небольшим из безвестного паренька, взятого в полон в древлянских лесах, дослужиться до особо доверенного дружинника, охраняющего самого князя — это была редкостная удача. Хотя удача — понятие растяжимое. Вот его, Подосёна, должность — почетная? Пожалуй, что и так. А в чем почет этот заключается, скажите на милость, если охраняет Подосён княжий покой вот уже две недели, а самого князя до сих пор видел только издали. Ну, конечно, иногда и вблизи, когда он из терема куда выезжает. Одно слово только — княжья охрана.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
